Прошел день победы, а мне продолжают присылать истории о женщинах, прошедших войну…
Вся серия о женщинах на войне здесь:
http://journ.shotlife.ru/?page_id=877
Следующие несколько рассказов о судьбе женщин во время войны мне прислали из Новой Зеландии. Русскоязычное общество в этой далекой стране довольно многочисленное, несколько тысяч человек, и в крупных городах работают русскоязычные сообщества. Одно из таких сообществ, на южном острове, в городе Крайстчерч, работает под эгидой русского Культурного центра. Им руководит бывшая киевлянка Анна Аркадьевна Филиппочкина. По инициативе этого центра за несколько последних лет было подготовлено много статей о ветеранах войны, живущих в Крайстчерче, о детях войны, и об участвовавших в войне родителях русскоязычных жителей города. Несколько таких рассказов о судьбах женщин я предлагаю вашему вниманию.
Сегодняшний рассказ о Раисе Марковне Сироткиной подготовлен журналисткой Евгений Манро.
Дорогами войны
Оказаться в другой стране в 13 лет. Без языка. В голоде. В холоде. Каждый день бороться за выживание. Ей нечего обуть и ее ноги в крови от порезов. Ей приходится прятать лицо от мужчин. Нет школы. А есть работа, работа, работа… И это – не вымысел. Это реальная история, начало жизни рано повзрослевшей Раисы Марковны Сироткиной, жительницы Крайстчерча, приехавшей сюда в 1980 году. Она хорошо знакома тем иммигрантам из СССР, которые приехали в Крайстчерч после 80-х годов 20 века. Но немногие знают, что ей пришлось пережить во время Великой Отечественной войны. Ее семье в самом начале войны пришлось бежать из Бобруйска, куда входили немецкие войска.
Для 13-летней Раисы тот день 22 июня 1941 года навсегда остался в памяти. Начинался он в домашних хлопотах – ей надо было почистить рыбу… Но с улицы послышался шум – люди собирались у громкоговорителя, установленного на городской водонапорной башне Бобруйска. Жителям СССР до боли знаком текст того объявления.
Еврейские семьи хорошо знали, что ожидает их, если вдруг нацисты дойдут до их города, расположенного в 700 км от границы с Польшей. Через Бобруйск с 1939 года бежало множество польских евреев, спасавшихся от уничтожения после оккупации Польши. Город полнился слухами о зверствах нацистов. Большинство жителей, правда, не верили, что немцы дойдут до их города, они считали, что Брестская крепость не даст врагу прорваться вглубь страны. Но немецкие войска быстро продвигались.
Раиса с матерью Фаиной, работавшей библиотекарем, в то время жили в семье сестры матери – Гиты и Семена, у которых было двое своих детей – дочь Неля, 6 лет, и сын Саша, 13 лет. Отец Раисы, Марк Колтов, умер в 1934 году, когда девочке было всего 6 лет. Дядя Семен работал заместителем директора мясокомбината. Семья не бедствовала.
Через четыре дня после начала войны несколько семей, в числе которых были и Колтовы, сели на подводы и отправились в путь. Собираться времени не было. Враг был у ворот города, бомбили каждый день. Через два дня после бегства Колтовых, 28 июня, город был оккупирован нацистами.
Дом, где жила семья, попросили посторожить русскую женщину, 70-летнюю Елену Платоновну Тиминскую, бывшую воспитанницу института благородных девиц, которая даже в самые трудные дни тщательно следила за собой и своей прической. А с собой прихватили лишь пару килограммов конфет «Мишка» да 300 рублей, которые были в доме. Кто-то шел, кто-то ехал на подводе, в том числе тяжелобольная тетя Гита. Рая прошла пешком более 270 километров. Над дорогой летали немецкие самолеты. Иногда можно было видеть лица летчиков, стрелявших по беженцам. Во время одного из этих обстрелов мать Раи ранило в ногу. Ее пришлось оставить в госпитале отступающей военной части, которая находилась между Бобруйском и Рославлем. Мать настояла, чтобы Рая ехала дальше с семьей сестры, сказав, что найдет их, как только сможет самостоятельно передвигаться.
Рая увидела свою маму вновь только через полтора года.
А тогда все надеялись, что, несмотря на отступление Красной Армии, все образуется и они вернутся домой. Но вместо этого отступление гнало их все дальше и дальше. Второго августа в Мичуринске похоронили умершую тетю Гиту. Какое-то время семья жила в одном из колхозов под Мичуринском, а Семен помогал местным жителям по своей специальности мясника и мясозаготовщика. Но немцы приближались. Семену с тремя детьми – Раей, Сашей и Нелей, оставшимися на его попечении, надо было двигаться на восток.
На вокзале Мичуринска, где метались толпы людей, стремящихся поскорее уехать, дяде Семену удалось попасть к начальнику станции. «Я до сих пор помню этого начальника», — вспоминает Раиса Марковна. Она рассказывает свою историю, сидя в своем доме в Крайстчерче, и перед ней проплывают картины тех дней.
«Начальник был страшно занятый, усталый, до сих пор вижу его мокрые от пота волосы на лбу. Он нам сказал – пойдите хоть помойтесь на улице, там вам дадут горячую воду…»
«Мы, дети, уже тогда поняли, что лучше не будет. Думали – зачем мы бежали, лучше бы остались. Но мы знали от поляков, что нас будут убивать и что ехать надо».
Ночевали на перроне. Все были страшно голодные. Свидетельства о рождении Раи, конечно же, не захватили, а паспорт, куда она была вписана, остался у матери. У девочки не было никаких документов. Чуть свет Семен опять пошел просить. Ему дали немного еды – хлеба и огурцов. Это местные жители несли на вокзал урожай со своих огородов, чтобы поддержать проезжающих. Наконец им удалось попасть в теплушку. Но ехать пришлось с пересадками, останавливаясь на ночь, чтобы купить немного еды и помыть Сашу, у которого было постоянное расстройство желудка.
Теплушки были забиты битком. Дети непрерывно плакали. У многих были вши. Стирать было негде и люди на остановках выскакивали из вагонов, полоскали белье в воде – мыла тоже не было – и надевали мокрое на себя, потому что смены практически не было, да и сушить было негде. Туалетов в вагонах тоже не было. Запахи от грязных тел и одежды сводили с ума. Особенно трудно было женщинам в периоды месячных. Отслоив половицу, Семен сделал в полу вагона дырку и натянул веревочку, там можно было подсушить мелкие вещи.
Деньги быстро таяли. Продать было нечего. По карточкам, на железнодорожных эвакопунктах, каждому доставался один кусочек хлеба в день размером с пол-ладошки Раи. Семья голодала. Однажды удалось раздобыть чайник, и Рая два раза отставала от поезда, когда выскакивала на станциях за горячей водой, а поезд внезапно трогался и уходил. Семену приходилось возвращаться за ней. После второго раза он запретил сходить с поезда.
Поезда двигались на восток. Вагоны перегоняли, чтобы они не достались противнику. Поэтому люди в них понятия не имели, куда они едут.
Однажды Семен заметил на своем вагоне табличку «Новосибирск» и ужаснулся: это был почти смертный приговор, без теплых вещей, в летней одежде, превратившейся почти в лохмотья, им было не пережить наступавшую зиму. И Семен решил взять свою судьбу в свои руки. С одним из эвакуированных того же вагона, они стерли надпись «Новосибирск» и написали мелом «Ташкент». Все знали, что Ташкент – город хлебный и там тепло.
Им повезло: никто не стал разбираться, как и откуда появилась новая надпись. Вагон просто перецепили на другой поезд. Люди были спасены *.
Когда Семен с детьми добрались до Ташкента, был уже октябрь.
«Я от пережитого ужаса стала чуть-чуть седоватая. На затылке волосы поседели», — вспоминает Раиса Марковна.
Народ высыпал из теплушки на площадь. Было на самом деле очень тепло. Людям сказали, что их будут отправлять туда, где требуются рабочие руки. Но кому нужны трое детей и 39-летний мужчина, которого должны отправить на фронт, как только он их пристроит? Семен приказал детям сидеть на площади и не шевелиться. Ходить под себя, если приспичит. И ушел искать место. Ему дали-таки направление – в колхоз Кызылкушум в Ферганской области, Ахун-Бабаевского сельсовета. Там принимали людей на уборку томатов и хлопка. Председатель колхоза закрыл школу для обучения и в здании решил поселить работников, отведя три комнаты для эвакуированных. В одну из этих комнат их и поселили**.
Из старых ковров и перевернутых столов сделали что-то типа гамаков для детей, а Семен спал на полу. У семьи не было ничего – ни смены белья, ни одежды, ни одеяла, чтобы укрыться. А ночи были холодные. Потом соседка принесла старого тряпья, и обувь для маленькой Нели.
«А мне она дала старенькое детское пальтишко, которое я должна была одевать на голову и рукавом прикрывать лицо, завидев мужчину на улице, типа паранджи. Сашка смеялся, но я сказала – тут такой закон, я не буду нарушать».
Паранджу к тому времени официально отменили, но узбекские женщины продолжали прикрывать лицо, завидев мужчину.
С самого приезда эвакуированным разрешали подбирать с земли упавшие овощи и фрукты, сушить абрикосы. Вскоре подъехала еще одна еврейская семья, тоже из Белоруссии – женщина по имени Бася с тремя детьми. Самый маленький из них родился уже в эвакуации.
Через месяц после их приезда Семен ушел на фронт, оставив детей на попечении Баси.
Бася решила, что Саша с его больным желудком и ее старший сын будут приглядывать за новорожденным и Нелей, а сама Бася и Рая – работать на хлопковых полях. Среднего сына Баси они брали с собой, чтобы тот был под их присмотром. Затемно, еще до восхода солнца, выходили в поля женщины и девочки, младшие из них примерно того же возраста, что и Рая. Работали до полудня, затем пережидали палящее солнце и опять работали с трех часов и дотемна.
Бася собирала хлопок вместе с местными колхозницами. А основным заданием Раи было обеспечивать орошение. Воду давали в арык всего один раз в день, ночью, всего на полтора-два часа. За это время надо было кетменем (инструмент типа тяпки) убрать глиняную запруду, отделявшую гряды хлопка от арыка и пустить воду для полива в междурядья. По окончании полива надо было создать глиняные перегородки заново, потому что на следующий день воду пускали уже на другое поле.
Раю предупредили, что если перегородка не будет сделана или будет сделана плохо, и вода прорвется, то ее оставят без обеда. Но остаться голодной было еще пол-беды. У нее не было обуви, а работать приходилось в темноте, ступая босыми ногами куда придется. Растрескавшаяся глина до крови резала ступни. Но девочка не жаловалась.
«Я не хотела выделяться, мы хотели быть, как все», — говорит Раиса Марковна.
Через несколько месяцев пришло письмо от жены брата матери, тети Дины. Она нашла семью через справочный стол по розыску эвакуированных, который во время войны работал в Бугуруслане Оренбургской области. Тетя Дина выехала из Бобруйска вместе с семьей, но по дороге им пришлось разделиться, когда мама Раи была ранена и ее надо было устроить на лечение. Тетя Дина приехала в Кызылкушум и стала работать бухгалтером. Жить стало полегче.
В 1942 году работы прибавилось. Детям разрешили выращивать шелковичных червей.
Рае и Саше предоставили специальный туннель и дали коробочку червей. Черви — сначала маленькие серенькие существа, немного похожие на головастиков — оказались прожорливыми, и росли, как грибы. Два раза в день дети ходили срезать ветки тутовника, которые моментально съедались червями. Каждый день червям требовалось все больше и больше еды и вскоре из маленькой коробочки червей образовался целый туннель белых и цветных шелковистых коконов.
Оказалось, что в этом бизнесе – много нюансов. Надо было по звуку, который издавали коконы, понять, когда надо перестать их кормить, а когда вновь начать, и успеть сдать их на станцию переработки, прежде, чем коконы перезреют. Колхозники учили их этим премудростям. За сданные коконы Рае вручили целое богатство – отрез розового шелка на платье, и бархат на штаны для Саши. Шить из этого было негде, да и незачем, и отрезы решили приберечь до возвращения домой.
А носила девочка… ночную рубашку, которую тетя Дина купила для нее на базаре. С пояском от тетиного платья рубашка сходила за платьице. На базаре же купили кусок плотной ткани и сшили Рае тапочки, чтобы она не резала ноги об глину. Позже купили еще и цветастые узбекские шаровары.
В марте 1942 года Рая заболела малярией. Лекарств не было. Когда ее бросало в холод, Саша садился на нее сверху, чтобы она не сбрасывала одеяла. Потом ее кидало в жар. Приступы малярии продолжались до начала 1944 года, когда им удалось достать лекарство.
Так в работе, болезнях и борьбе за выживание прошло больше года. За это время Рая со слуха научилась объясняться по-узбекски и переводила для других.
В конце 1942 года вернулся с фронта Семен. В боях за Сталинград он получил ранение в глаз и его демобилизовали.
И почти сразу же пришло письмо от Фаины, матери Раи, которая тоже нашла свою семью через Бугурусланское бюро розыска.
Она приехала в начале 1943 года и поступила работать в госпиталь санитаркой. Это было почти спасением от постоянного голода.
Иногда маму кормили в госпитале, иногда она приносила немного еды домой.
Рая же, которой было уже почти 15 лет, устроилась работать в артель по производству спичек. Она пилила дерево, нарезала его на пластинки, и потом пластинки расщепляли на спички, спички макали в серу, сушили, расфасовывали, продавали перекупщикам и получали за это хлеб.
Пережили еще один год и, как только услышали про освобождение Бобруйска, решили ехать домой, надеясь, что их дом сохранился.
Ехали в теплушке. Остановились возле Аральского моря, увидели горы соли, которой не видели два года. Размечтались: напечем картошки, съедим с солью… Насыпали ее в какую-то кофту… За мечтами о картошке и от усталости Раю разморило, и она заснула прямо на привокзальной площади, среди узлов, баулов и людей, кишащих туда-сюда. Под головой у нее лежал мешочек с драгоценным, собственным потом заработанным, розовым шелком. А потом…
«Сквозь сон помню ноги в сапогах… Как тот человек вытаскивает мешочек у меня из-под головы… А я так и не смогла проснуться, понять, что происходит. В общем, не удалось мне сшить красивое платье из того шелка…»
Вернулись. Елена Платоновна встретила их хлебом-солью и своей очередной изумительной аккуратности прической. Семье повезло: дом в целости и сохранности стоял посреди пепелищ и развалин соседских домов. Во время оккупации он полюбился городскому бургомистру, который сделал его своей резиденцией. Это и сохранило дом.
«Вы не представляете, как вам повезло, — сказала им Елена Платоновна. – Вы выжили…».
Те евреи, которые остались в городе, погибли все до единого.
«В июле 1941 года в деревне Каменка Бобруйского района, что в 9 километрах от Бобруйска, было расстреляно 250 евреев. В Бобруйске было создано два гетто, узниками которых стали более 20 тысяч человек. Седьмого ноября 1941 года в той же деревне Каменка было уничтожено 10.000 бобруйских евреев. Вот выдержка из донесения начальника полиции безопасности и СД о действии айнзацгрупп на оккупированных территориях СССР с 1 по 31 декабря 1941 года: "В Бобруйске, сразу после ухода частей полиции безопасности и СД, евреи опять активизировались. Они перестали носить опознавательные знаки, отказались работать, вступили в связь с партизанами и вели себя вызывающе по отношению к оккупационным властям. Поэтому в ходе специально проведённой акции был расстрелян 5281 еврей. Город Бобруйск и его окрестности, таким образом, теперь свободны от евреев”***.
В эвакуации Рая не училась ни одного дня.
До войны она успела закончить только 6 классов. А дома, занимаясь практически без отдыха, и без какой-либо помощи, она смогла экстерном сдать экзамены за среднюю школу и поступить в фармацевтическое училище.
«Я занималась так, что голова трещала, — вспоминает Раиса Марковна. — Мама иногда подсовывала мне кусочек чего-нибудь перекусить. Она поддерживала меня, говорила «Мы такие, мы пробьемся».
Семье опять было трудно.
Мать не смогла устроиться по специальности, потому что ее диплом библиотекаря был утерян. Но и без книг она жить не могла. Она стала работать в библиотеке уборщицей.
Выращивали картошку в огороде. Понемногу жизнь наладилась. Раиса закончила фармацевтическое училище, вышла замуж за Ефима Иосифовича Сироткина, ветерана войны. Несколько лет она работала в Бобруйске в аптеке госпиталя инвалидов войны.
Затем она сделала карьеру, дойдя до должности управляющей аптекой в Греске (Слуцкий район, Минская область), открыла там несколько новых аптечных пунктов.
В 1949 году родилась первая дочь, Майя, и, затем, в 1956 году – Инна. Семья перебралась в Минск, и Раиса Марковна стала работать в аптеке простым фармацевтом, чтобы побольше внимания уделять детям.
Дочки подросли. И после окончания института решили, что будущего на родине у них нет. В 1978 году они – через лагеря переселенцев в Вене и Риме – приехали в Новую Зеландию. Через год к ним присоединились и Раиса Марковна с мужем.
В Новой Зеландии Инна быстро пошла в гору.
Она стала первой женщиной в Новой Зеландии, защитившей докторскую диссертацию по математике (в университете Кентербери). Сейчас доктор Инесса Леви работает профессором в университете Коламбус (Columbus State University).
А Майя, работавшая ранее дизайнером в книжном издательстве, вышла на заслуженный отдых и посвятила себя семье. Ее двое дочерей выросли. Старшая, Марша, защитила диссертацию на степень магистра по психологии, вышла замуж и родила троих детей, а Станя стала бакалавром по специальности «Маркетинг и психология».
У Раисы Марковны растут четверо правнучек – Алексис, Завия, Рози, и София.
А Раиса Марковна, по приезде в Крайстчерч не захотела сидеть на шее у дочерей.
Сначала для подработки она мыла посуду в ресторане, потом работала в доме престарелых поваром, принимала у себя дома моряков с российских кораблей, которые заходили в порт Литтелтон, выращивала овощи и фрукты на своем огороде, и гиацинты на продажу.
Как член еврейской общины Крайстчерча, она помогала иммигрантам из СССР, которые приезжали в чужую страну, не зная ее обычаев, а иногда и слабо зная язык. Мыла и чистила квартиры, которые еврейская община Крайстчерча снимала дли приезжающих переселенцев, собирала для них гуманитарную помощь. Она дружила со многими иммигрантами – отмечала праздники, организовывала вечеринки, участвовала в семейных праздниках и пикниках.
Андрей и Мила Линк, которые приехали в Крайстчерч в 1991 году, говорят о ней с благодарностью: — «Она оказала нам неоценимую помощь, а когда у нас вскоре после приезда родился сын, она и Ефим Иосифович просто стали для него бабушкой и дедушкой. По приезде наших родителей, Раиса Марковна так же тепло и сердечно приняла их в свою семью и помогала делать первые шаги на новой земле”.
В своей жизни Раисе Марковне пришлось переезжать с места на место 14 раз, включая те два памятные путешествия из Бобруйска в Узбекистан и обратно. И когда она задумывается о том, что же в ее жизни было самым стоящим, то она не сомневается, что это – ее жизнь в Узбекистане.
Она рассказывала своей внучке Марше о том, как было интересно кататься на арбе, запряженной ослом, а не лошадью, как они учились печь хлеб в тандыре из муки, которую давали им в колхозе, как шили одеяла из старых занавесок, вставляя внутрь хлопок: — «Все там для нас было абсолютно новым и мы были чрезвычайно счастливы, не было предела нашему удивлению… Мы даже не чувствовали голода, побитых ног, наших потерь. Мы были просто счастливы.
«Ни один нормальный человек понять нашего счастья не может. Для этого надо пройти то, что прошли мы.
«Я там повзрослела. Я вырастила шелковичных червей. Я заработала себе отрезы, пусть даже они пропали. Мне ведь было всего 13 лет – меня радовало все – тепло, пирамидальные тополя, ослик в тележке. Приветливые люди, которые хоть и не говорили по-русски, но понимали, что мы нуждаемся в помощи. Кто лепешку принесет, когда пекут, кто йогурта, когда сделает. Я научилась там приспосабливаться к трудным условиям».
А трудных условий было много и после борьбы за выживание во время войны, борьбы за образование после войны, и необходимости приспособиться к жизни в чужой стране.
В 2010—2011 году она, вместе со всем Крайстчерчем, пережила землетрясения, потерю своих архивов с документами и последующие потрясения с ремонтом дома. Осенью 2010 года, после первого землетрясения в Крайстчерче, у Ефима Иосифовича резко ухудшилось здоровье. Ему предложили специализированный уход в доме престарелых и Раиса Марковна осталась в доме одна.
Однако Раиса Марковна не грустит. От мамы-библиотекаря ей передалась любовь к книгам, и на столе у нее лежит, постоянно готова к чтению, электронная книжка Киндл. К ней часто приходит дочь Майя, и практически все свободное время забирает общение с родными.
«Я считаю себя счастливой, — говорит Раиса Марковна. — У меня есть дети, внуки, правнуки, уже обещают и пра-правнуков. Я иногда сержусь на кого-то, но держу это глубоко в себе, ведь семья – это главное».
У нее сохранилось общение и вне семьи. «Нелегкая ей досталась участь, как, наверное, и всему этому поколению», — говорит Раиса Бойко, которая, как и ее муж Юрий, а также Константин и Людмила Ткаченко часто навещают Раису Марковну.
«Пережитые в детстве и юности страдания, лишения и голод научили ее быть довольной тем, что у нее есть, и быть щедрой. Она научилась не жаловаться, а радоваться жизни, внукам, правнукам, друзьям. Рядом с ней не помнишь о разнице в возрасте. Всегда приятно заехать к ней на чашку чая, поговорить и послушать ее, посмеяться вместе с ней.
«Девятое мая всегда был святым днем в этой семье. Мы собирались у нее, пели военные песни, слушали воспоминания Ефима Иосифовича о войне, поминали тех, кто не дожил до этого дня победы. Наверное, благодаря им и их рассказам, мы до сих пор чтим этот день.
«Она всегда говорит «Я — счастливый человек», и ты веришь этому, потому что счастье — это внутреннее состояние и оно не зависит от материальных благ. Раиса Марковна — яркий пример этому”.
---
Примечания:
*«The war stories of Raisa Sirotkin» as told to Marsha Jordyn (Рассказы о войне Раисы Сироткиной Марше Джордин (внучке Р.М.Сироткиной). Апрель 1998. Университет Кентербери, стр 10.
** В годы Великой Отечественной войны в Узбекистан с прифронтовой зоны было эвакуировано около 1 000000 советских граждан (http://www.ia-centr.ru/expert/10428/)
*** http://beljews.info/ru/shtetl_bobruisk.php
ЕЩЕ О ЖЕНЩИНАХ НА ВОЙНЕ:
Женские лица войны
Прабабушки моей дочери
О женщинах, которые воевали
Мама, почему ты грустная?..
...
